Снег
Первый курс универа пронесся очень быстро. Первая сессия прошла вся на нервах и в полнейшем непонимании происходящего вокруг действа. Ходьба на консультации, бешеное количество вопросов, нехватка материалов и главное того, кто бы еще все пояснил...
Где-то за несколько месяцев до нового года он ушел от нее. Просто ушел, потому что однажды взглянув в ее глаза он увидел лишь свое отражение и ничего более. Она пыталась к нему вернуться, поговорить, дав некотороые время на отдых друг от друга, но ни к чему это не привело.
Ему не было больно, потому что он знал на что шел и все пережил заранее. Самое противное было видеть, как девушка плачет, а поэтому лучше решать все за один раз и навсегда. Главное не брать на следующей недели трубку телефона, но угадать всегда не получалось и поэтому долгая тишина с его стороны разбавлялось сухими и короткими фразами.
Выпавший снег стирал мысли и замораживал чувства. Прогулки по ночам приводили в чувство. Он мог бы долго винить себя в случившимся, н окому от этого было бы легче? К тому же виня себя, он бы просто винил свою судьбу - а это вообще никогда никому не помогало.
Потом начался Новый год, сессия, и все ушло на задний план; она просто превратилось в прошлое, тихо спящее в своем углу. Падал первый снег, потом второй. Его хлопья радовали глаза.
Вокруг него всегда можно было найти несколько красивых девушек, онм не росли как грибы, с ними у него ничего не было. Просто они были рядом, даже когда видились несколько раз в год.
Однокурсницы выглядели вначале загадочно, как нечто особенное. После того, как они присмотрелись между собой и к парням, разбрелись по кучкам с близким местом жительства и с одинаковым номером школы, волей не волей начали требовать к себе внимание. Быть может даже подсознательно, но как ни странно, на этот год обучения все разошлись и расселись, кто с кем хотел.
Легкий флирт ни к чему не обязывает, но если бы ему сказали, что он флиртует, он бы просто развел руками и сказал, что "это от него не зависит, просто он такой, какой есть". И это было правдой.
Ради учебы надо было ездить на электричке, даже в двадцати градусный мороз его однокрусники потихоньку в ползали в электричку и старались сесть рядом и обязательно играли в карты. Так было веселее, иногда даже чем читать книжку и уж точно чем листать конспекты. Постепенно он разрешил садиться к себе на колени девушке. Зачем? Так помещалось больше народу в условное купе электричке, к тому же это не доставляло ему неудобства.
Дни шли друг за другом. Снег все еще угрюму белел на сером солнце и горял огнем под сводами чистого зимнего неба. Хрустящие звуки под подошвой и удаленный гул электрички. Можно было начинать жить заново, хотя зачем? Ведь его все устраивало, только... Только он был один на один с самим собой. Вызовы на дуэль ради прекрасной дамы слишком порочны, а потому он сам себе лишь выносил приговоры и вершил их.
Январь сменился февралем, первые каникулы не принесли ничего нового. В памяти отчетливо маячил концерт Сплина и дом, до которого он после концерта проводил свою однокурсницу. Еще ничего между ними не было, но вот только на его дубленке расползлись сетью ее длинные волосы.
С началом учебы все снова встало на свои места, утро начиналось утром, а не во второй половине дня, вечер же обрел свой законный 21-й час, а не привычные телу 3-4 часа утра. Он не провожал ее домой, не приглашал по выходным в кино - они виделись лишь пять раз в неделю, сидели на соседних рядах, писали лекции и опять же вместе играли в карты.
Все вокруг выглядели независимо или пытались так выглядеть. Коллективное бессознательное стремилось улизнуть с лекции, но всегда находился тот, кто оставался, а значит не двала другим спокойно уйти.
Снег в городе был тыльной стороной снега загородом: черные полосы на асфальтах, кучи серого льда под водостоками - белые сугробы вокруг дорожек днем и длинные сосусльки под крышами. Когда шел снег в городе было противно и мокро, загородом - красиво и стихийно.
Но в городе были хачапури и сосиски в тесте, а загородом лишь макароны с подливой и буше пользовались спросом. Но это так, мелочи, ведь почему-то именно загородом дышалось свободнее - быть может из-за большего количества открытого пространства, а может из-за отрешенности от внешнего мира (от универа до города минут 45 на электричке...). Может из-за снега, который собой скрывал всю чернь и несовершенство высохшей травы, голые деревьев, здания, которым прописан ремонт, как минимум, лет так 20 назад.
В ту зиму снега было много и зима казалась зимой...
Кино...
Постоянная смена места учебы действовала раздражающе, но в этом были и свои плюсы. Можно было зарулить в кино или в макдональдс, тяга к кофе у него тогда еще не проявилась. Она появится намного позже в "Идеальной чашке".
Ближайшее кино "Баррикада" еще не радовала свободными местами в зале, приятными креслами и своими бильярдными столами. То было время "Авторы". Пусть и не совсем удобные кресла, но большой экран и достаточно хороший звук, может и не отвечающий всем критериям звука вокруг, зато достаточно громкий.
В тот год ходить в кино опять стало неотъемлемой частью жизни. Скорее всего это началось после "Титаника". На его затопление народ народ ходил валом и фильм все крутили и крутили. Самый же главный и действительно трогателный момент в фильме, это когда музыканты вместо попытки сбежать с корабля продолжают играть мухыку. Все остальное (не считая самого корабля) - обычная мыльная опера, сжатая до размеров одного фильма.
Его на фильм позвала старая знакомая, отношения между ними колебались от дружественных до дружественно-романтических, и только в этих рамках. Было ли что еще? Трудно сказать. Могло ли быть что-то еще? В тот момент дружба для него была важней всего остального, загадывать на перед он не любил.
Когда они повстречались, несмотря на внешний вид, у нее была скрытая депрессия. Веселый голос не мог скрыть грусти в глазах и он делал все чтобы она улыбалсь чаще. Это было главным тогда, а значит - никаких проявлений своих более глубоких эмоций он не мог себе позволить и душил их в глубоком еще в необразованном зародыше.
Дни летели очень быстро. Ночи радовали своим теплом. Прогулки пешком доставляли море радости и ночью все казалось другим, уютным - если можно так сказать. Казалось, это было тем самым счастьем о чем писали в романах и снимали фильмы. Но время шло, и его стрела неумолимо протыкала отведенное нам время. Он почему то знал, что вряд ли они потом смогут точно так же гулять по ночам, но ни чего не менял, дабы случайно не нажать повторно на кнопку паузы.
А потом снова был город и привычные круги общения, которые разделили их, позволяя встречаться лишь время от времени. Но в этом тоже есть плюс - они никогда не успеют надоесть друг другу и смогут открывать друг в друге новое...
По Фрейду...
Начало медленно таять. Фалические сосульки вместо того, чтобы смотреть вверех, стекали вниз разрожаясь капелью. Воздух же еще не стал по весеннему свежим и вермя от времени делился сохраннеными в зиму благовониями.
В марте как всегда, не было ничего особенного и захватывающего. Восьмого числа почему-то женщины находятся в каком-то непонятном ожидании от действий парней. Были какие то поздравления, вроде даже тюльпаны пролетали где-то рядом. Вот только праздник чувствовался лишь в том, что в неделе вохникал еще один выходной, и от этого становилось дейсвительно радостно.
Наверно только в нашей стране могло получиться, что женский праздник, от которого должно пахнуть теплом, происходит в том месяце когда, зима цепляется за каждый час, усиливая свое отсутпление мерзлым ветром, дождем и даже снегом. Обрывки же талого снега под ногами так и норовят заскочить в ботинки, оставляя на штанинах грязые пятна свои брызг. И даже речи не может идти о каком то тепле... На верно и в этом бы дядюшка Фрейд увидел потайные закоулки сознания, заполненные сексуальной неудовлетворенностью, как у мужчин, так и у женщин.
У него же в крови бурление гормонов переходило в забастовку, при которой мозг начинал скучать и прятаться под кроватью. Лучше всего помогал боксерский мешок и сбитые костяшки, а потом только мысли, чтобы не поранить уже начинающие заживать раны. Сбитые руки неохотно отбивались от авторучки и конспектов. Неохотно потому, что сил к них не было вовсе. В его голову постоянно лез всякий бред, отклонненые приглашения на ночные "пати" недоумевающе смотрели на него по утрам. Но выбор делался без их ведома, а потому он проводил ночи дома, охотно отрубаясь после разбавленного универом дня.
Шушканье за соседними партами, румянцы на девичьих лицах, уменьшение одежного покрова, и вообше нечто коллективно, но точно сознательно, витало в те дни по коридорам и цинично аскетным аудиториям. И уже хотелось лета.
А летом...
Без Фрейда...
Он заболел где-то в конце марта, когда грипп отпустил город, а слякоть под ногами начала медленно и бесследно исчезать. По телеку ничего хорошего не показывали, ведь зимния олимпиада кончилась позади, а более ничего хорошего стандартный набор каналов не мог предложить.
Противнее всего было от надрывного кашля и хрипа за грудиной. Поставленный бронхит отделяла от воспаления лишь температура, которая поднималась не очень уж и высоко.
Сил хватало только чтобы дотянуться до компота и держать в руках книгу. Он всегда любил читать, но обычно читал волнами. Вот и сейчас к нему подкатывала та волна, в которой его начинало тянуть к бумаге с пропечатанными на ней буквами и читать, читать...
А потом звонил телефон, где-то ближе к вечеру, он брал трубку и только и делал, что слушал. Это была она, ей было ужасно скучно, ведь он не сажал ее на колени и не был рядом целыми днями. Она говорила много, рассказывала, что было и даже чего могло не быть. Он молча улыбался и думал, какие у нее шелковые волосы и мягкий голос.
Несколько вставленных слов продливало разговор как минимум на полчаса. Ее образ витал по комнате, то и дело натыкаясь на развешенные модели самолетов. Ему было хорошо - он уже почти не болел. Только вдоль окна сумрачные тени бесились от покачивания деревьев и беготни ветра. "Некуда спешить" превратилось в лозунг, трубку телефона можно уже было не держать руками. Узже когда луна заглядывала в окно приходилось прощаться, и лучше класть трубку первым - чтобы она смогла все таки лечь спать, а не просидеть до самого утра.
Утренние часы проходили на одном дыхании и незаметно превращались в полуденные. Потом все повторялось по заученому и повторенном предыдущим днем.
Иногда приходилось отрываться от телефона на приход приятелей, дружные подбадривания, на последние новинки видео, и, как водится, на сплетни и пересуды в масшатабах земного шары. В эти дни он сам звонил ей, долго ждал когда на том конце провода тихий звонок будет услышан и кто-нибудь снимет трубку. А потом ему становилось тепло, только один отголоск сожаления, что он живет так далеко от нее, дергал за невидимые линии где-то внтури.
Она прогуляла лекции в первый раз в жизни, просто поехала к нему домой. Для его радости не было границ. Хотя нет, была - температура, которая не дала возможности резво вскочить с кровати и поднятть ее на руки.
Это в универе лекции тянутся долго, они же потратили это время на себя и, казалось, что прошло не более часа с ее прихода. Лучше лекарство от простудных болезней было выпито до дна и ничто не смогло этому стать помехой...
Следующее утро было хмурым и долгим, он ощущал ее присутсвие, хотя ее не было рядом физически. Непрополощенное горло било в колокол и возило граблями по шее. Он хотел уснуть но не мог, серое небо грустно вползало в комнату, выдувая запах ее тела. Он продолжал болеть.
Антидимедович...
Через несколько дней шлепнулась на асфальт пауза и разлилась маслом... Она притащила для него "антидимедович" - очень хорошее средство по решению задач по математическому анализу. Но в тот день произошел дурацкий разговор, наверно, о том кто и кому и чего, после которого он не взял у нее книгу и они перестали разговаривать.
Дни тянулись, наступая друг другу на пятки. Лекции сменяли одна другую, ожидаемые 17-10 и вечер напоминающий, что есть еще что-то кроме универа.
Можно было извиниться, пусть извиняться было не за что, но он просто ждал. Должно пройти хоть какое-то время, для чего? Ему просто хотелось побыть одному и взглянуть на все со стороны.
Можно было каждую ночь умирать, растворяться в бездонном небе, просто в объятиях другой женщины, но утром все равно ее образ возникал, как только сознание начинало пробиваьбся к глазам, и чувства возвращались в реальность. Сложенные вмести лекции, вечера, выходные, сжатые в одну точку желания и возможности - вертелись перед ним с катострафической быстрой, при которой перестаешь что-либо ощущать, становишь сомнабулой и хочется только сделать шаг в пропасть. Чтобы в падении, за несколько секунд до дна пропасти, ощутить самого себя сполна.
Май был банален: он снова всех обманул выпавшим после 9-го числа снегом и холодным ветром. От этого обмана город казался ему унылым и грустным. Хотелось залезть куда нить на чердак и тихо встретить ночь, бегущую босыми ногами по старым крышам. Но вместо этого он все время встречал сумерки в кафе или в клубе, реже дома.
Бежать от себя было все труднее и труднее, а бежать к кому-то не было желания. А потому, гуляя по городу, он свернул в ближайший компьютерный клуб, один из немногих уже доросших до "совершеннолетия", и просидел в нем до восхода. И все таки убивать противников доставляет большое удовольствие. Шутер как всегда незаметно сменил одну реальность своей собственной. Бег, прыжки, бешенная стрельба, ругань и приколы противников заслонили мысли. Десмач за десмачем он все дальше вживался в роль. Выбор оружия, позволял разносить в клочья или же методично добивать. Новые знакомые, чьи имена давно оставлены только для паспорта, почти заваленный пивом и колой холодильник, развешенные по стеная компьютерные перлы, и фотка Гейтса, чистящего клозеты в наказание за написание вируса "Форточки" - все это создавало совсем другую атмосферу - одиночество в себе и бесконечная экстравертность с Мастдаем, Хихландером, Бутом и еще парочкой ребят из гэймеров. Новые спонтанные знакомства порой многое меняют в жизни, брошенная фраза или внутренний позыв переворачивают мир с ног на голову. Но это происходит если не сопротивляешься и не даешь вести себя по течению, когда точно знаешь, что тебе надо вверх, туда, где горы плавно переходят в белесые шапки снегов...
А потом снова появилась сессия, можно сказать, из-за угла и выкинула свои красные флаги, затрубила в горн и синим небом стала подтачивать настроение.
День рождения, осень...
Многое в отношениях между людьми, в их судьбах начинается именно на днях рождения, многое же днями рождениями и заканчивается. У них было не так. Но почему то все посчитали, что они стали вместе имеено у нее на дне рождения. Пусть так, им от этого было только веселее.
Летняя жара уже спала, октябрьский холод только начинал маячить где-то вдалеке. Конец сентября - приятная пора синего неба, похладного ветра и с отсутсвием комаров.
Их отношения были обычными - учились вместе, гуляли по вечерам, собирались компаниями, он провожал ее домой. Совершенно типичные отношения.
В это время он уже пытался писать стихи или же просто писал. Он не думал над их корявостью и примитивностью. Ему просто писалось - он и писал. А она первая читала его стихи, так как ближе всех находилась тогда к его творчеству. Потом он будет перечитывать ранние творения и просто улыбаться самому себе.
Начало второго курса выдалось ярким и пафосным. Появились новые предметы, продолжались читаться и старые. Уже знакомое до скрипа ботинок здание универа навевало дождливое настроение, ведь серые стены корпуса и серая дождливая погода с легкостью находили общий язык. Именно под таким серым, естественном прикрытии незаметно подползла поздняя осень, подползла и уселась на город, устремив вниз потоки дождя.
Дни гонялись друг за другом. Воспоминания находили несуществующие оттенки, мысли обретали свой независимый статус. В общем, жизнь шла своим чередом, перескакивая по дням рождений вперед.
Как-то она сказала, что из двух любящий, любит только один, второй лишь позваляет себя любить. Эти строки он вспомнит намного позже, при других обстоятельствах, почти в другой жизни. Но они почему-то крепко осядут в его голове.
Она дала ему имя, с ее легкой руки его стали называть Слоном, скорее всего за спокойствее и доброту. Быть может, за что-то еще...
Вёсны...
Весной четвертого курса их отношения стали настолько невидимыми, что казалось их уже нет. Линия разрыва появилась между ими несколько ранее, но он не придавал ей слишком большого значения. Но это все будет потом, ранее же...
Третий курс прошел незаметно, не привнося ничего своего и не забирая чужого. Он просто прошел, как один стандартный год, просто год жизни... Все казалось замечательным, ее новые искания и стремления поддерживались им со всей сторон. Смена места учебы и ее направления были восприняты им слишком радостно, наверно, потому, что и он хотел стать врачом. Все шло так, как шло, а значит, почему бы и нет.
Наверно этот год и не засел в его памяти, ведь все было хорошо, а хорошее слишком быстро забывается. Хотя... они встретили вместе их Новый год, первый и последний раз в их жизни. Это наверно много для того времени, но уже слишком мало по прошествии лет.
Зима четвертого курса была для него холодной и серой. На новый год его девушка уехала в другой город, она спросила у него разрешения на это - он дал согласие. Она знала, что так будет, он же надеялся, что она не поедет.
Но все так и произошло - они встретили Н.г. вдалеке друг от друга, а потом и стали друг для друга далекими.
Да, она была с ним в его день рождения, да, это был один из лучший дней рождений в его жизни. НО и этот день уже давно в прошлом, как и многое что их связывало.
Они так и не могли выяснить их отношения: она все время уходила в сторону, а он позволял ей это делать, потому что надеялся ее не потерять. Но ведь для надежд всегда можно сделать исключения...
Уже весной они почти не виделись, не слышались и почти не пытались встретиться.
Что-то умерло между ними, но, если бы она пришла к нему тогда, чтобы остаться, он был бы счастлив. Но она не пришла, и со временем он понял, что так и должно было быть, это к лучшему. Ведь всегда после зимы, после холода, после серого городского снега приходя вёсны: вёсны в жизни, в мыслях, в желаниях...
Весна
Март выдался мартом, самым обыкновенным и рядовым. Она все сильнее и сильнее уходила в прошлое. Он же уже встретил Лену. Точнее, они давно очень давно были формально знакомы, здоровались и говорили друг другу "до свидания". Их пути пересеклись в тренажерном зале. Когда их взгляды встречались, они улыбались друг другу. Вот, и все, не больше - не меньше.
Простые разговоры о насущном - о тренировках, флирт, заинтересованность друг в друге, он давал Лене книжки, фэнтези, она их читала и возвращала обратно, брала следующие. Так продолжалось почти месяц, они виделись три дня в неделю, после тренировок шли по домам.
Он радовался ее появлению в зале, она видела это и улыбалась. Ее лучезарная улыбка, блеск в глазах, она была похожа на хищницу, но не вышедшую на охоту, просто греющуюся под лучами солнца.
Оставаясь один, он пытался разобраться в себе, в прошлом, понять, почувствовать будущее, но ничего не выходило. Опустошенность у него внутри после сильной влюбленности давала о себе знать: серая, холодная, мокрая от ночного снега - она почти не восполнялась, только дергала по-вечерам за невидимые нити и пересчитывала удары сердца. Это была влюбленность, из которой многое начинается, но и которой многое и обрывается. Сильная? Да. Хотелось продлить ее? Тоже да. Но она уходила вслед за ней, оставляя лишь заносимые снегом следы на побелевшем от чувств асфальте.
Быть может, он все чаще и чаще стал смотреть на Лену по-особенному, погружаясь в ее глаза, быть может, просто почти забыл Ее, но однажды он позвал ее к себе, наверно, под каким-нибудь простым предлогом...
Дни полетели очень быстро, ночи мчались еще быстрее. Она ничего не просила у него, он же ничего не требовал от нее. Они просто узнавали друг друга, вытаскивая наружу островки своего прошлого. Она любила смотреть в его глаза, удобно устроившись у него на груди. Он просто сжимал ее в объятиях и закрывал глаза. Комната расширялась до размеров вселенной, вокруг них были звезды: новые, молодые, гаснущие. Они купались в их сиянии, тонули друг в друге...
Лена, универ, тренировки - наверно, это были основные составляющие его жизни тогда. Они не обсуждали их чувства, просто не видели в этом смысла или же решили молчать о них. Иногда молчание - золото.
Надвигалось лето, точнее оно выкинуло перед собой май, а само смотрело из-за угла. Он узнал, что Она (та, что уходила в прошлое) вышла замуж. Был он расстроен? Сокрее нет, ведь это не Она ему сообщила об этом, он невидел ее глаз, чтобы прочесть, что она чувствует на самом деле. Понял ли он, что произошло? Тогда еще нет. Он просто посмотрел в небо: облака неслись вдаль, убегая от норд-оста, солнце то и дело выглядывало из-за туч, хотелось взлететь и упасть одновременно...
Тот день был долгим, долгим для него и Лены, ведь ему надо было скоро ехать на сборы, времени им как всегда не хватало...
Лето
Июнь не выдался вивальдивским - в воздухе был запах кирзовых сапог, строевые и не очень песни и почти постоянная камбала в столовой. Думать ему ни о чем не хотелось, да и было это вредным.
Воинская часть была как воинская часть - ни больше, ни меньше. Все казалось тупым и не нужным, даже июньская жара не особо радовала, хотя солнце и отметилось на его коже загаром.
Пятидневный курс молодого бойца пролетел практически не заметно и закончился псевдо парадом курсантских взводов, ну и принятием присяги конечно же...
Это все было неважным, так, просто ширмой, которая была перед глазами. Она приехала на присягу. Он не ждал встречи с Ней, но и не отвергал такой возможности Ее увидеть.
Ярко синее небо, легкий ветерок, Ее улыбка, радость объятий, вкус Ее губ, Ее признания в любви. Мир начал вращаться вокруг них, словно они стали его центром. В этот день, наверно, сжалось несколько лет их жизни, светлых безоблачных лет...
Он не спрашивал у Нее про замужество, для него это не имело тогда значения, Она же об этом и не говорила и всем своим существо давала понять, что принадлежит только ему.
Вот только Она была другой, что-то изменилось в ней, но понять что именно он не смог. Просто что-то неуловимое, но точно чужое, быть может, и яркое, словно улыбка или блеск глаз, но с оттенком горечи и какой-то чужой пустоты.
Несколько часов, проведенные наедине от всех, быть может, и от самих себя, что-то изменил в нем, скорее всего, его отношение к миру, словно он перешел на следующий круг, следующий уровень.
Она уезжала от него в тот день нехотя, пытаясь продлить их свидание, но ему почему-то казалось, что уезжала она от самой себя...
А новый день опять на время затмил собой прошлое, внося свою обыденость и свою реальность, может и не такую смешную, как в "ДМБ", но и не стандартно-меланхоничную.
Где-то через две недели он смог вырваться домой на выходные. Уже наполненная электричка казалась ему нереальной, он сам себя не чувствовал и все происходящее было не с ним. Словно в замедленном кино, он возвращался в Питер, пересаживался с электрички на электричку - суета не задевала его, а лишь плавно огибала, оставляя его самому себе.
Он нашел письмо на своей кровати, белый конверт, Ее знакомый почерк, ровные буквы, правильно подобранные слова объяснения произошедшего между ними, замужеству. Но письмо читалось между строк, ведь именно там был сокрыт его смысл. Буря чувств сразу прошла сквозь него и внезапно исчезла, не оставив никакого следа, точнее - лишь пустоту. Лишь один вопрос тогда повис в воздухе - "Зачем она приезжала?", повис надолго, но уже из чистого любопытства...
Следующим днем он поехал к Лене, она не знала, что он приедет, что вообще появится в городе до конца сборов. Он несколько раз звонил ей оттуда, ища место повыше, чтобы можно было зацепить телефоном ближайшую соту.
Когда он появился у нее дома, ее не было. Но минуты ожидания воздались сторицей, и он, наверно, впервые почувствовал себя сюрпризом, почувствовал, как его ждали. Они не пошли к нему домой, а просто остались там, где увидели друг друга. День тянулся долго, вечер все не наступал и не наступал, потом настала ночь, но почему-то этого не чувствовалось...
Прошла еще одна неделя и сборы закончились словно их и не было, лишь остались яркие фотографии и положительные эмоции в воспоминаниях. Вместе со сборами закончилось в тот год для него и лето.
До осени лишь несколько ударов сердца
Лето закончилось. Начались трудовые будни. Дни шли уверенной поступью, никуда не спешили, но и не слишком путались в ногах. Новая работа, новые знакомые, дачные выходные. Все перемешивалось в нем, как в стиральной машине.
Он был с Леной ... или она с ним. Он не задумывался над этим.
Просто жил, встречал утра, провожал вечера, любил ночь, наверно, и сейчас все еще любит...
Ранними летними утрами В.О. был обычно пуст и прохладен. Троллейбусы шныряли без дела туда и обратно. Не хватало перекати-поля и скрипучих оконных ставен. Он любил это время, когда день еще не начался, а вчерашний уже ушел в прошлое, пусть хотелось спать и футболка не спасала от дыхания непроснувшегося города.
Столько-то шагов из метро налево, потом прямо до следующего перекрестка, далее наискосок до остановки, несколько остановок и уже почти на месте - маршрут отложивший в памяти с первого дня.
Он любил ездить в общественном транспорте и смотреть в окна, видя сквозь свое отражение, практически сквозь себя, мир, который рядом, который есть и не исчезнет, если выйти и подойти к нему поближе. Ему нравилось представвлять, как мир проплывает сквозь него, словно перед камерой. Вначале дальний план, такой неясный и неровный, четкие очертания его вытянутой руки, постепенно размывающиеся и уходящие из кадра. Потом полет камеры от него и вдаль с нарастающей скоростью, туда, где очертания домов размыты, а по утру видна линь небольшая серо-коричневая полоска домов на набережной, вдоль синей воды, загнанной в гранит. Найти небольшой колодец домов, устремить объектив в небо и пытаться уйти в далекую синь медленно кружась внутри кирпичных стен...
Август, как и июль, начался и тут же закончился. Вот только. Он как-то позвонил с работы Лене, они о чем-то поговорили, немного повздорили, практически в шутку. Она повесила трубку. Он перезванивал ей несколько раз, но ее телефон никто не брал или же раздавались на том конце частые гудки. Более они не встречались, не созванивались. Да и были ли ОНИ...
В конце лета он встретился с прошлым, с той, что ушла от него. Он не ждал этой встречи - она просто приехала к нему. Нет, он ее еще не забыл, чтобы не улыбнуться ей, но уже смотрел сквозь нее, словно перед ним был призрак, призрак чего-то знакомого, но уже чужого, не родного. Между ними ничего тогда не было, да и не могло быть, ведь пустота не залечивается, она либо есть, либо ее нет, третьего не дано.
Чуть позже пришла осень, начался пятый курс. Он ничего не ждал от него, да учеба, да диплом, но это так - на втором плане, а на первом...
Первые шаги осени
Пятый курс начался теплой погодой. Сентябрь радовал глаз синим небом и солнцем. Иногда на лекциях он вспоминал Ее, но не на столько, чтобы вообще уходить в себе, отрывая от происходящего. Между ними на тот момент была только запятая, быть может, точка с запятой, но точно не точка. Знал ли он об этом? - Скорее нет, чем да.
Первые лекции, учебные дни, работа, давно знакомые, но практически открытые заново лица.
Можно было смотреть уже другими глазами, видеть другие оттенки, слышать новые звуки. Но он лишь уходил в себя, пытаясь просто жить, почти ни о ком не думать, никого не видеть, ни от кого не зависеть.
Ощущений немые взоры приковывали по вечерам к окну. Два высоких дерева, крона которых была чуть выше его этажа, все также молачаливо качались по ту сторону стекла. Тихая улица, без аптеки и канала, только лед темноты пронизывал ее насквозь. Соседние дома казались изнужденными и седыми от ветра и времени.
Ему было хорошо от такого одиночества. Ведь в нем он мог вызвать себя на дуэль, взглянуть себе в глаза, сбросив наземь широкополую шляпу и просто улыбнуться вечности.
Дни с похожим настроением сливались в один и становились частью него.
Все еще идущие лекции казались какими-то детскими, несуразными и как-то проходили мимо. В памяти оседала в оcновном философия, да и то только те мысли, которые чего-то стоили или были ему интересны. В основном для него философия - это просто игра слов и значений, вещей в себе и субъективность объективного, ни больше ни меньше.
Где-то за окном от учебы и работы проходила его собственная жизнь. Не то, чтобы проходила - просто как-то замирала на одном месте, просыпаясь от звука полученной смс-ки или звонка сотового. Она присылала ему смс-ки, он их читал и отвечал. Зачем? Что они значили для него? Он не мог не ответить и не хотел думать об этом. Странное общение, странное для него, так как не укладывалось в его голове, зачем он Ей был все еще нужен. Ну да, он бы не уснул пьяный возле в сортира, но ведь он бы и не смог обеспечивать ее, вернись она к нему.
Женщины не стали для него загадкой, просто стали чем-то особенно странным, чего можно касаться в первый раз только в перчатках. И всегда лучше иметь при себе марлевую повязку, чтобы на всякий случай не почувствовать их дыхания...
Ночи горели спичкой, но не было жара, не было теней на стенах. Просто небольшой огонь, вырастающий перед закрытыми глазами и сжигающий ступени лестницы, поднимающейся выше и выше.
ПРодолжение следуЕТ...
